Карл не сказал больше ни слова и захлопнул телефон.
— А теперь переходим к прогнозу погоды…
Карл быстро переключил канал.
— Ты не должна знать, где мы находимся.
«Почему? Даже если я и определю, в каком мы штате, то какой от этого будет толк?»
— Еще одно печенье, — потребовала Куинн, которая не замечала вокруг себя ничего.
— Ты уже и так съела два.
Даже в такой ситуации Беттина твердо помнила правила, установленные Габриэллой.
«Впрочем, какой вред может быть от одного лишнего печенья, черт побери?»
— Бери, малышка.
Куинн взяла печенье, откусила кусочек и положила остальное на стол.
— В чем дело?
— Я хочу домой.
Девочка была напугана. Разумеется, она чувствовала ураган напряженности, бушующий вокруг.
— Знаю, малышка. Мы скоро поедем домой.
— Мне здесь не нравится. Это как мамины кошмары.
— Сколько девочке лет? — спросил Карл.
— Я же говорила, ей почти три года.
— Тогда откуда она знает такие вещи? Мамины кошмары?..
Впервые с тех пор, как они сели к Карлу в машину, он проявил хоть какое-то любопытство в отношении них. До этого все его реплики ограничивались лишь «заткнись», «скажи, что девчонка будет есть» и «руки за спину».
«Может, ему стало скучно? Вдруг я смогу завести с ним разговор и усыпить его бдительность? Но что дальше?»
Карл ждал ее ответа.
— Если ребенок в семье единственный, то он может обладать более острым восприятием по сравнению с другими детьми. Ему приходится слушать разговоры взрослых. Он улавливает в них разные нюансы. Дети слышат и запоминают то, на что сами взрослые не обращают внимания.
Карл нахмурился.
«Нет, только не это! Неужели он вообразил, что я его запугиваю? Карл намекает на то, что Куинн сможет описать его полиции, когда все это останется позади?»
Сердце Беттины бешено заколотилось.
Куинн прислушивалась к разговору. Девочка знала некоторые слова, которые употребляли взрослые.
— А ты много помнишь? — вдруг спросила она Карла.
— Достаточно.
— Что такое «достаточно»?
— Я помню достаточно всего.
— Из того, что раньше, или из того, что сейчас?
Карл задумался над этим вопросом, затем повернулся к Беттине.
— Скажи ей, чтобы она замолчала. Разве ей сейчас не пора спать?
Беттина уложила Куинн себе на колени, взяла плюшевого медвежонка и вложила его в протянутую детскую руку.
— А сказка? — спросила Куинн.
Это был четкий домашний ритуал — медвежонок в руке, одна сказка и только потом спать.
— Да, моя милая, сейчас будет сказка.
Вся беда заключалась в том, что Беттина была слишком напугана и не могла придумать ничего, кроме безумных страшилок о том, что будет, если дядя достанет свой пистолет, чем все это закончится и почему у него мертвые глаза. На курсах актерского мастерства Беттина занималась изучением всей гаммы выражений человеческого лица.
Она снова начала клацать зубами. Это происходило время от времени с тех самых пор, как они сюда приехали. Холод тут был ни при чем. Так проявлял себя страх, переполняющий ее.
— Прекрати это! — проворчал Карл.
— Н-не… не могу.
— А ты смоги.
Он даже не повысил голос, лишь переместил руку на дюйм ближе к пистолету, засунутому за пояс. Карл постоянно проделывал этого. Он словно дрессировал собаку, добиваясь от нее послушания.
Беттина засунула в рот указательный палец, пытаясь остановить непроизвольное движение челюстей.
Куинн удивленно уставилась на нее.
— Тина, ты заболела?
— Да, малыш, немного.
Девочка положила ладошку ей на лоб.
— Температуры нет.
Беттина схватила маленькую ручку, покрыла ее поцелуями, прижала к груди и прошептала:
— Все будет хорошо, Куинн. Мы скоро вернемся домой.
— Скоро? — спросила девочка.
Беттина молча кивнула.
— Я соскучилась по маме.
— Знаю, моя прелесть.
Беттина ненавидела саму себя за то, что ей было так страшно, черт побери.
«Я поступила так глупо! Сначала села в машину, затем так ничего и не придумала относительно того, как из этого выпутаться. Во всем виновата я одна».
У нее снова застучали зубы.
— Я же сказал, прекрати! — рявкнул Карл.
— Ей страшно, — тонким голоском храбро заявила Куинн, глядя ему прямо в лицо.
— Достаточно болтовни! — сказал Карл Беттине. — Так что лучше уложи ее сейчас спать, потому что в противном случае это сделаю я.
Гробница — это не тупик: это оживленная дорога. Она закрывается с наступлением сумерек. И открывается на рассвете.
Виктор Гюго
Сан-Рафаэль-Суэлл, штат Юта. Среда, 13.10
Единственным входом в ту часть каньона, которая называлась Нижним Сфинксом, была узкая щель в скале. За ней начиналась тропа. Она петляла вдоль обрыва, в некоторых местах оказывалась настолько узкой, что приходилось идти боком, была очень коварной и опасной. У Габриэллы не возникало с этим никаких проблем, но Джош, подверженный клаустрофобии, вынужден был бороться с приступом полномасштабного страха. Его трясло, он обливался потом, у него кружилась голова. Каждый шаг давался ему с огромным усилием, от которого у него перехватывало дыхание.
Их провожатым был студент, работающий у Ларри Роллинза. Этот парень всю дорогу оживленно болтал, рассказывал об особенностях этого места. Габриэлла двигалась следом за ним. Джош замыкал шествие. Он с восхищением наблюдал за этой женщиной, не знающей страха, решительно идущей вперед. Умом Райдер понимал, что матерью движет лишь стремление спасти своего ребенка, но все же был восхищен ею. Он смотрел, как она с кошачьей грациозностью спускалась по ступеням в глубину каньона. Габриэлла лишь однажды обернулась на него, на мгновение задержала на нем взгляд, после чего снова двинулась в темноту следом за провожатым.