Старик осторожно положил сапфир на крышку чемоданчика.
Рейли едва взглянул на камень и указал на маленький белый конверт.
— А это то, что указано в вашей декларации?
Мейеровиц открыл конверт, достал сложенный листок оберточной бумаги, развернул его и показал семь маленьких алмазов, каждый весом меньше полутора карат. Затем из кармашка на внутренней стороне крышки чемоданчика он достал два листа бумаги с товарными чеками на алмазы.
— Что в этих мешочках?
— Искусственные камни очень хорошего качества, которые я купил в Риме. Мой шурин шьет костюмы. Я хотел показать ему эти камни.
— Будьте добры, откройте мешочки.
Старик пожал плечами.
— Почему бы и нет.
Он открыл мешочки и достал из них дешевые подделки под ожерелья от Гуччи с искусственными драгоценными камнями.
Несмотря на закон и на то, что все было в порядке, что-то явно обеспокоило таможенника, и он вызвал своего начальника. Тому потребовалось полминуты, чтобы пройти из противоположного угла помещения. К концу этих тридцати секунд сердце так гулко колотилось в груди у Мейеровица, что он испугался, как бы этого не услышали окружающие. Он полностью сосредоточился на том, чтобы расслабиться. Малейшие признаки беспокойства с его стороны не укроются от опытного таможенника.
«Нет никаких причин волноваться. В твоих действиях нет ничего противозаконного. Делай вдох. Делай выдох. Таможенники просто проявляют чрезмерную осторожность. Они боятся террористов и выборочно проверяют прилетевших пассажиров особо тщательно. Это обычная рутина.
Но вдруг Интерпол прислал запрос? Что будет, если именно эти камни объявлены в розыск? Вдруг я не сумею скрыть истинные сокровища, потому что сказал какое-то не то слово? Вдруг камни сейчас конфискуют? Нет! Не забывай, что этих камней не видел никто, кроме двух археологов. Таможенники не могут знать, что именно они ищут».
— Вы мистер Ирвинг Мейеровиц?
— Да, совершенно верно.
— Ваша профессия?
— Я ювелир.
— Где вы работаете?
— Здесь, в Нью-Йорке, на Западной Сорок седьмой улице. Дом номер десять.
— Какова была цель вашей поездки за границу?
— Я ездил за покупками.
Квадратное лицо таможенника было изрыто мелкими оспинками. От него пахло табаком. Его толстые и узловатые пальцы бесцеремонно перебирали драгоценные камни и бумаги.
Мейеровиц старался даже не думать о вероятности того, что где-то произошел прокол и сейчас этот мелкий чиновник все испортит.
«Веди себя совершенно естественно!»
— Что-нибудь не так? — спросил он, добавив в голос чуточку раздражения.
Это полностью соответствовало его образу. Любой человек на его месте задал бы такой вопрос. В конце концов, он не сделал ничего противоправного. Мейеровиц был уверен в том, что он не преступил закон.
— Подождите минуточку.
Таможенник продолжал изучать товарные чеки.
Старик прочитал нашивку с фамилией у него на груди.
— Мистер Черч, я не понимаю, в чем дело.
— Вы больше ничего не хотите задекларировать? — спросил таможенник.
— Нет. Только то, что уже указано в декларации.
— У вас нет…
Вдруг позади них послышался громкий шум. Все обернулись. Какой-то мужчина споткнулся о чемодан и упал на стальную тележку. Судя по всему, он здорово поранился. Из его разбитого носа хлынула кровь. Мужчина закричал от боли. На него смотрели все — Рейли, Черч и люди, стоявшие в очереди.
На Мейеровица никто больше не обращал внимания. Ему захотелось схватить камни и броситься бегом из здания аэропорта, но это было бы непростительной глупостью.
Черч направился к пострадавшему пассажиру, на ходу бросив Рейли:
— Пропусти его.
Когда Мейеровиц оказался на улице, он постарался идти медленно, не торопиться, не привлекать к себе внимание. Старик подошел к стоянке такси и встал в очередь, мысленно ругаясь по поводу того, сколько же времени ему придется потерять. Ему надо было бы заказать машину, но в этом случае остался бы слишком заметный след. Водитель лимузина — это не таксист. Он запомнил бы такого колоритного старика и то место, где его высадил. Такси Мейеровицу было нужно только для того, чтобы доехать куда-нибудь, где можно будет переодеться, к примеру в туалете, убедиться в том, что все в порядке, и взять другое такси до дома.
Старик сел в такси и здесь, в относительной безопасности, стал ломать голову над тем, что же так насторожило Рейли. Он слово за словом припомнил весь разговор с таможенником. Нет, ничего необычного. Значит, дело было не в том, что он сказал, а в каком-то его действии.
Старик поерзал на сиденье, разгладил длинные полы черного пальто, ощутил грубую шерсть, подумал о том, с какой же радостью он снимет эту грязную одежду, и только тут осознал свою ошибку.
Сегодня был вечер пятницы, для ортодокса — уже суббота.
«Помни священную субботу.
Ни один ортодоксальный иудей не отправится в путь в субботу!
Как я мог совершить такую непростительную глупость?!»
Нью-Хейвен, штат Коннектикут. Суббота, 11.19
Габриэлла Чейз сидела на полу в своем кабинете. Ее окружала беспорядочная куча книг, рассыпавшихся страниц и мокрых листьев, влетавших вместе с дождем и ветром в поднятое окно.
Она рассчитывала, что дома будет в безопасности, поднимется на борт самолета, который вернет ее назад, и оставит все свои страхи на земле, в Риме. Вчера вечером, ложась спать под одной крышей со своими отцом и дочерью, Габриэлла думала, что худшее осталось позади. Теперь, оглядывая кабинет и видя безошибочные признаки вторжения, она сознавала, что ошибалась. Спрятаться ей не удастся, о безопасности можно будет забыть. Тот человек, который это сделал, не успокоится, пока не найдет то, что ищет, если только он уже это не нашел.