— Наверное, это потому, что они не боятся горя так, как боимся его мы.
У нее в глазах блеснули слезы.
— Извините. Наверное, я зря к вам приехал.
— Нет. Это было правильное и очень доброе решение. Я рада видеть вас. И что с того, что я плачу? Я всегда знала, что у Андреаса опасная работа, боялась, что умру, если с ним что-нибудь случится. Теперь, когда я выяснила, что могу жить без него, мне уже не так страшно.
Джош не знал, что на это сказать, но Тина знала. Она взяла его за обе руки, склонила голову, закрыла глаза и произнесла нараспев те самые слова молитвы, которые показались Джошу музыкой, когда он впервые услышал их в больничной палате. Тогда они всплывали в его сознании и снова проваливались в туман, вызванный снотворным и обезболивающим. Теперь эта молитва снова показалась ему музыкой.
Самолет вылетел из Рима с двухчасовым опозданием, в половине пятого вечера. Во время взлета семидесятилетний мужчина сидел, уткнувшись в потрепанную Библию, и страницу за страницей читал Книгу Бытия. Сосед сначала с любопытством рассматривал его, затем постарался не обращать на него внимания, однако время от времени исподтишка поглядывал на старика. Когда самолет уже находился в воздухе сорок минут и пришло время обеда, из громкоговорителя вдруг прозвучало обращение стюардессы к пассажиру Мейеровицу. Она попросила его нажать кнопку и подозвать ее к себе. Старик испуганно вздрогнул, когда услышал свою фамилию, произнесенную вслух перед всеми этими людьми. Сердце у него учащенно забилось. Но затем он вспомнил, что сам заказал кошерную трапезу. Сейчас все происходило в соответствии с правилами. Старик нажал кнопку вызова стюардессы, расположенную на подлокотнике кресла. Через несколько минут обаятельная брюнетка с чересчур алой помадой на губах принесла ему безвкусного вареного цыпленка с гарниром из водянистых овощей.
Когда она пришла, чтобы забрать поднос, старик встретил ее любезно и учтиво.
— Господин Мейеровиц, не хотите чашечку кофе?
Ему захотелось сказать, что со слухом у него все в порядке, поэтому вовсе не обязательно склоняться к нему так низко и проговаривать каждый слог так отчетливо, но вместо этого он просто кивнул.
— Я бы предпочел чашку чая. С сахаром, пожалуйста.
Старик допил чай и оторвался от Библии, чтобы немного вздремнуть, однако сон его был беспокойным. Его рука, прикрытая одеялом, крепко стискивала чемоданчик. Он то и дело просыпался и смотрел на часы, хотя это и было совершенно бесполезно. Самолет приземлится тогда, когда приземлится.
Если бы старик был волшебником, то он бы сделал так, чтобы трансатлантический перелет продолжался вместо восьми часов всего один, но волновался бы и в этом случае. Пассажир старался расслабиться и сосредоточиться на том, чтобы сохранять спокойствие.
«Я подготовился. Мне известны все порядки и постановления. Никаких неприятностей быть не может».
Старик снова закрыл глаза, постарался дышать размереннее и унять сердцебиение. Через несколько минут его натянутые нервы немного обмякли.
Самолет приземлился вовремя, и Мейеровиц прошел в здание аэропорта. Он чувствовал себя грязным. Его длинное черное пальто, мешковатые черные брюки и белая рубашка помялись, пропитались какой-то затхлостью. Собственная неопрятность действовала ему на нервы. Его раздражало и то, как окружающие смотрели на его одежду, бороду и пейсы. Ортодоксальные иудеи привлекали к себе внимание даже в Нью-Йорке, где их было много.
Старику было неприятно чувствовать на себе любопытные взгляды, однако он знал, что внешний облик сыграет ему на руку. Именно поэтому этот человек чуть раньше в качестве маскировочного костюма использовал строгое облачение священника.
Пограничные и таможенные формальности заняли больше часа, несмотря на то что старик являлся американским гражданином и с документами у него все было в порядке. Люди, стоявшие рядом с ним в очереди, были сонными, и он сам, бодрый и полный сил, притворился, будто зевает.
Мейеровиц мысленно перебрал все возможные вопросы и ответы на них. Да, он был полностью готов, но все же волновался и ничего не мог с этим поделать.
В этот план было вложено слишком многое. Слишком многое зависело от исхода дела. Неприятностей уже приключилось достаточно.
Наконец подошла его очередь проходить таможенный досмотр. Он протянул декларацию человеку в форме, с нашивкой на груди, где было написано «Билл Рейли», и раскрыл свой чемоданчик.
Рейли ознакомился с таможенной декларацией, указал на темно-синий фетровый мешочек и предложил открыть его. Мейеровиц развязал мешочек и достал из него шесть маленьких фетровых пакетиков.
— Откройте вот этот, — указал Рейли.
Старик открыл пакетик и достал камень.
В это время он мысленно повторял как заклинание одну и ту же фразу:
«Ввоз необработанных драгоценных камней в Соединенные Штаты таможенной пошлиной не облагается.
Ввоз необработанных драгоценных камней в Соединенные Штаты таможенной пошлиной не облагается.
Ввоз необработанных драгоценных камней в Соединенные Штаты таможенной пошлиной не облагается».
Он с удовлетворением отметил, что руки у него не дрожат, хотя у любого другого человека они тряслись бы. Придирчивые вопросы таможенника кого угодно выведут из себя, но Мейеровиц оставался спокоен. Он не ожидал никаких проблем и хорошо знал таможенные порядки. Ввоз драгоценных камней запрещался лишь из нескольких стран, а по его паспорту видно, что он не был ни в Мьянме, ни на Кубе, ни в Иране, Ираке или в Северной Корее.