Выбора у него больше не было. Джошу оставалось только исследовать невозможное и иррациональное. Поиски истощили его, но он не мог не довести их до конца. Ему требовалось понять, что с ним происходит, даже если это означало бы признание чего-то такого, во что он никогда не Берил и не мог поверить. Или он сошел с ума, или у него развилась способность снова попадать в те жизни, которые он прожил раньше. Единственный способ узнать истину заключался в том, чтобы выяснить, происходят ли перевоплощения на самом деле, возможно ли это.
Вот что в конце концов привело Джоша в фонд «Феникс», к доктору Берил Талмэдж и Малахаю Самюэльсу. На протяжении двадцати пяти лет они зафиксировали свыше трех тысяч случаев регрессии в прошлую жизнь, происшедших у детей в возрасте до двенадцати лет.
Джош сделал еще одну фотографию южного угла гробницы. Прикосновение к гладкой металлической коробке действовало на него благотворно, а звук затвора успокаивал. Недавно он полностью отказался от цифровой аппаратуры и снова вернулся к старой отцовской «Лейке». Фотоаппарат помогал сохранить связь с действительными воспоминаниями, с рассудком, с логикой.
Принцип его работы был предельно прост. Световые лучи проходили через объектив и передавали изображение на светочувствительный слой. Процесс проявки пленки представлял собой элементарную химию. Известные вещества вступали в реакцию с бумагой, обработанной другими известными веществами. Точная копия чего-то действительно существующего превращалась в новый реальный предмет, в фотографию. Это выглядело тайной, если не знать основ науки.
Джош стремился к знаниям. Он хотел знать все о тех людях, с которыми у него после взрыва установился так называемый канал. Он от всей души ненавидел это слово и его связь с медиумами, экстрасенсами и прочими шаманами наших дней. Его черно-белое восприятие мира, насущная потребность запечатлеть на фотопленку жестокую реальность нашего времени, наполненного террором и насилием, никак не вязались с теми потусторонними существами, которые передавали по этому проклятому каналу что бы то ни было.
— С вами все в порядке? — снова спросил Джоша обеспокоенный профессор Рудольфо. — Вы выглядите каким-то затравленным.
Джош знал это. Ему самому не раз приходилось такое видеть. Если он смотрел на себя в зеркало, то иной раз мельком замечал призраков, затаившихся в тени.
— Я просто поражен увиденным. Прошлое кажется здесь невероятно близким.
Эти слова дались ему без труда, потому что они были правдой. Однако он не упомянул обо всем том, что по-настоящему изумляло его здесь. Джош Райдер никогда не стоял в этом склепе, спрятанном на глубине шестнадцати футов. Так откуда же он знал, что у него за спиной, в темном углу гробницы, который профессор ему еще не показывал, куда он еще не направлял свет своего фонаря, находятся кувшины, лампы и погребальное ложе, расписанное настоящим золотом?
Фотограф попытался всмотреться в темноту.
— А вы такой же, как и все американцы, — усмехнулся профессор.
— Что вы хотите сказать?
— Нахальный, нет… нетерпеливый. — Профессор снова улыбнулся. — Так что же вы ищете?
— Сзади есть еще что-то, ведь так?
— Есть.
— Погребальное ложе? — спросил Джош, проверяя свою память или догадку насчет содержимого этой гробницы.
Рудольфо осветил дальний угол погребальной камеры, и Райдер увидел перед собой деревянное ложе, украшенное резными павлинами, золотыми листьями и инкрустацией, сделанной из кусочков малахита и ляпис-лазури.
Что-то тут было не так. Джош ожидал увидеть на ложе тело женщины, одетой в белое платье. Ему отчаянно хотелось ее увидеть, и в то же время он этого страшно боялся.
— Где она?
Джош смутился, услышав в собственном голосе жалобное отчаяние, и тотчас же испытал облегчение, поскольку профессор предвидел этот вопрос и сразу же на него ответил:
— Вон там. В таком свете ее трудно рассмотреть, да?
Он мучительно медленно провел фонарем по склепу. Луч света наконец упал на альков, находящийся в дальнем углу западной стены.
Женщина сидела на полу, уронив голову на грудь.
Медленно, словно он участвовал в похоронной процессии и должен был пройти сто шагов, а не преодолеть пространство в семь футов, Джош приблизился к ней, опустился на колени и посмотрел на то, что от нее осталось. Его стиснула такая невыносимая скорбь, что стало трудно дышать. Если речь действительно шла о воспоминании из прошлой жизни, то как оно могло наполнить его такой грустью, какую он еще не испытывал ни разу в жизни? Он не мог в это поверить, не мог понять.
Здесь, на окраине Рима, в шесть сорок пять утра, в только что раскопанной гробнице, датированной четвертым столетием нашей эры, получил подтверждение конец той истории. Теперь Джош мечтал только о том, чтобы узнать ее с самого начала.
— Я назвал ее Беллой, то есть прекрасной, потому что эта находка имеет для нас огромное значение. — Профессор Рудольфо осветил фонарем древние останки.
От него не укрылась реакция Джоша.
— С тех самых пор как мы с Габби ее обнаружили, я каждый день рано утром провожу какое-то время с ней наедине, можно сказать, общаюсь с истлевшим прахом. — Археолог фыркнул.
Джош набрал полную грудь сырого, затхлого воздуха, задержал его в легких, а затем сосредоточился на выдохе. Неужели это была та самая женщина, воспоминания о которой приходили к нему в виде разрозненных обрывков, призрак из прошлого, в которое он не верил, но при этом не мог с ним расстаться?